— Вот здесь мой закуток, — сказала Вера Петровна. — Хочешь, полежи немного. А мне в тот дом надо сходить… Полежишь?

— Спасибо большое!

И она осталась одна. Прислушалась — в помещении слуг ни звука. Зато за стенами, на хозяйской территории, слышались «стук да гром» и голоса рабочих. Ольга быстро надела лыжные ботинки, которые ей пришлось снять, когда при Вере Петровне она ложилась на кушетку. Вышла из комнаты… Куда? Это был вопрос! Потому что ходить без спросу по чужому дому тоже, согласитесь, не очень-то…

Увидела несколько ступенек вверх и дверь с накинутым на нее крючком… Звуки вроде бы именно оттуда!

Откинула крючок, вошла в дверь. Да, несомненно — это была территория Берестова— Тут, кажется, даже пахло по-другому. Прошла через маленькую, большую и еще одну, на этот раз очень большую, комнату со множеством зеркал, потом — через что-то вроде зала, где в горшках, деревянных корытцах и кадках росли различные… различнейшие растения. Тут и воздух был особый — влажный, пряный, заметно подогретый… «Зимний сад!» — догадалась Ольга. Прежде она в таких удивительных… садах не бывала.

Наконец оказалась в вестибюле, из него лестница шла наверх, где вовсю плескались и прыгали разные строительные стуки и бряки. Махнув рукой на осторожность, Ольга побежала вверх по лестнице… и попала в нечто похожее на зал, из которого уходило несколько дверей. Одна из них была приоткрыта. Именно та, которая была нужна ей. И в этом, кстати, ничего особенного нет. Дверь была открыта не по воле автора этих строчек, а по самой жизни — ведь именно там шел ремонт. Остальные же двери, тут и гадать нечего, были заперты, как говорится в сказках, крепко-накрепко.

Ольга заглянула в ту приоткрытую дверь. Трое дядек в синих комбинезонах и бейсболках на голове трудились, как заведенные. Один из них без устали скреб пол стальным скребком. Двое других обивали стены, попорченные во время пожара, новой тканью.

И едва посмотрев на то, что осталось в комнате от печального происшествия, Оля поняла: ничего, ничегошеньки она тут установить не сможет. Все следы пожара исчезли!

Вообще это взрослое слово —разочарование. Но сейчас именно это испытывала Ольга Серегина, которая стояла на пороге той злосчастной комнаты и понимала: узнать она ничего не сможет!

Рабочие, между тем, как работали дружно и не покладая рук, так же дружно и стали собираться домой. Как будто бы даже одновременно глянули на часы. Потом аккуратно сложили инструмент — каждый в свой угол. Оля сбежала по лестнице в вестибюль, увидела, как они тоже спускаются, остановились перед дверью, сказали в переговорник, который был прикреплен тут же:

— Пульт?

— Слушаю! — И Ольга поняла, что это говорит охранник, который сидит в сторожке.

— Мы уходим, запирай входную!

— Есть, понял. До завтра, ребята!

Они ушли, дверь захлопнулась, и потом послышалось короткое гудение — это, вернее всего, сработал электронный замок… Тут Ольге пришло в голову: да ведь злоумышленник — если он был, конечно, — мог войти через дверь для прислуги!

И тут же поняла: да нет, это было бы слишком просто. Вернее всего, и дверь, в которую она сейчас вошла, так же запиралась… и, может быть, заперта сейчас, в эти самые мгновения.

«Больше дверь номер два не нужна…»

И охранник ответит: «Ясно, закрываю»… или что-нибудь в этом роде.

Почти с ужасом она бросилась через комнаты и зимний сад на территорию слуг. Толкнула дверь… уф, порядок, дверь была открыта.

— Оля, Оля! Ты где?

Вот это и значит «вовремя вернуться». Ее искала и звала Вера Петровна.

«Что же делать? Сказать: в уборной была — так я не знаю, где тут у них это заведение… Вот же елы-палы!»

И Ольга тихо выскользнула на улицу… А там разберемся!

Глава XXXI

Снегири и не только…

Однако разбираться надо было прямо сейчас, в данную секунду. Ее ведь могли увидеть. И спросить: ты чего на улице делаешь? Гуляешь?.. А говорила — вся такая больная-усталая!

И тут счастливая мысль пришла Ольге в голову: лыжи! Она ведь лыжи оставила посреди этого хоть и огороженного, но все-таки леса! А вдруг она — такая вот жуткая крохоборка и скопидомка — трясется за свои лыжечки? И значит, вполне может, даже и с больной ногой, за ними отправиться!

Оля побежала по дорожке, и скоро могучие спокойные елки спрятали ее от глаз… каменного дома. Тогда она пошла спокойнее, обнаружила свои лыжи, естественно, никем не тронутые. Связала их аккуратно кожаными ремешками, которые были у нее в кармане, водрузила лыжи на плечо, попробовала, как она будет хромать, когда выйдет к берестовскому замку, — получалось вполне прилично. Ну и пошли тогда!

Время, между тем, быстро, как это и всегда бывает в короткие январские денечки, катилось к вечеру. В погожем, украшенном несколькими облачками небе все явственнее и ярче разгорался закат. Здесь, среди елей, он был особенно прекрасен и торжествен. Каждая ветка светилась по-своему. И Ольга вдруг поняла, какие это могучие, терпеливые деревья. Не охнув, ни разу не пожаловавшись, они держали на руках своих целые пуды ноябрьского, декабрьского да и январского снега. А впереди их ждали еще февральский и мартовский снега… Мартовский, между прочим, особенно тяжел, потому что будет весь пропитан водой!

Но Оля не жалела эти деревья, потому что они были богатыри, понимаете? А ведь богатырей не положено жалеть. Они на то и богатыри, чтобы без конца, всю жизнь, совершать свою трудную работу — подвиги!

А дальше она увидела чудо. На закатных могучих лапах сидели, иногда перескакивая с места на место, небольшие, но очень… прочные такие птицы. Их желтая грудь была облита алой закатной краской. А их головки в черно-зеленых шапках почему-то совсем не поддавались закату.

Вдруг Оля поняла: да ведь это не закат их раскрасил, это у них такой собственный прекрасный цвет… И откуда-то из самых глубин памяти выплыло слово: «Снегирь».

Оля видела снегирей впервые! Как, вы спросите, как же так это возможно? А дело в том, что на юге, где по большей части гастролировали Сильверы, эти северные птички не водятся.

Теперь Ольга смотрела на них и насмотреться не могла — словно за все прожитые без снегирей годы!

А милые эти птицы скоро привыкли к ней. Они вообще были довольно доверчивы. Не то что какая-нибудь ворона или сорока, которые, едва человек бросит на них взгляд, несутся со всех… крыльев, словно он в них из ружья прицелился!

Неизвестно, сколько Оля любовалась снегирями. Может, и не очень долго. Но так или иначе морозец, аккуратно взяв ее за ухо, напомнил, что пора идти домой… вообще что-то делать.

Вернее всего, уезжать отсюда несолоно хлебавши!

Но после снегирей Оля не расстроилась своей неудаче: ну и аллах с ним, с этим расследованием. Кругом было так хорошо, так тихо и чисто, что ни о чем… детективном и думать-то не хотелось! Правда — чего она рассуетилась вдруг? Даже самому хозяину это не надо, даже сама дочь его обрадовалась, когда Олег сказал, что это случайное загорание…

Хм, а почему все-таки Лида… ну, не то чтобы обрадовалась, однако с облегчением как-то узнала про живой самовспыхивающий огонь — почему?

Важный этот вопрос так и остался без ответа в ее душе. Потому что она увидела вдруг саму Лиду.

Которая была, как вы, наверное, уже догадались, не одна. С Олегом. Хорошая… парочка! Оля в принципе не любила это слово, но сейчас оно очень подходило — к сожалению!

Так вот эта парочка шла, взявшись за руки и прислонившись друг к другу плечами и головами. Наверное, они тоже смотрели на снегирей. И, наверное, у них на душе было так же чисто и привольно, как… было у Ольги всего минуту назад.

Теперь она испытывала боль, горевшую в самом ее сердце, словно была настоящей пожилой тетенькой, словно за плечами у нее уже были многие ссоры и огорчения, гибель нескольких друзей…

Но ведь этого ничего не было! А был перед глазами только ее брат Олежка, шедший за руку с девочкой, которая… нравилась Ольге, потому что Лида была симпатичная, приветливая, не жадная, не зазнайка — при таком папе!